Санников С.В. Образы королевской власти эпохи Великого переселения народов в западноевропейской историографии VI века

 

 

«Доказано, что род человеческий живет для королей…»

(Иордан, историк VI в. н.э.)

 

 

Западноевропейская историография VI века представляет собой уникальное культурное явление эпохи системного социального «перехода». В этот период историки впервые начинают воспринимать германский институт королевской власти в свете его интеграции в историю римского государства, оценивать его с точки зрения общественных интересов и благополучия подданных, описывать королевскую власть не только в публичных и ритуальных ее проявлениях, но и в повседневных аспектах, начинают давать морально-нравственную оценку правления и политики королей. Формируемые историками рассматриваемой эпохи образы королевской власти являются одними из ключевых для понимания изменений, происходящих в традициях написания истории в эпоху перехода от античности к средневековью.

Данные изменения обусловлены многочисленными факторами, начиная от этнокультурной идентичности авторов произведений, до существенной трансформации самого содержания отношений власти и подданства в рамках описываемых политических образований. Если в классический период развития римской литературы произведения, посвященные вопросам происхождения и общественного устройства германцев, носили характер этнографического экскурса в жизнь варваров, обитающих на периферии цивилизованного мира, то теперь произведения жанра origo gentis являются прологом новейшей истории всего западного мира. Произведения, создаваемые в рамках формирующейся историографической традиции германских «варварских королевств», предлагают новую интерпретацию мировой истории, и открывают читателю культурный мир, существовавший ex omni aeternitate по ту сторону римского лимеса. Находясь в самом эпицентре происходящих в западном мире этнокультурных и политических трансформаций, авторы особенно чутко впитывают веяния времени, отражают категории ментальности нового средневекового общества.

Воссоздание древней истории германских народов и их королевских родов зачастую ставит средневековых авторов перед необходимостью обращения к преданиям и мифам языческого прошлого германцев, требуя осмысления данного наследия с позиций романо-христианской культурной традиции. Образы власти, отраженные в раннесредневековой историографии, представляют собой специфический историко-культурный феномен, испытывающий на себе влияние античной культуры, христианского мировоззрения, традиционных германских ценностей и представлений, а интеллектуальные средства, позволившие историкам германских «варварских» королевств преодолеть антагонизм культурных миров, в пространстве которых формировались образы королевской власти, во многом определили развитие средневековой западноевропейской культуры в целом.

 

Историография

Исследователи неоднократно обращались к изучению различных аспектов раннесредневековой историографии, института королевской власти, а также самого феномена «варварских королевств». В контексте рассматриваемой проблематики исследовательские работы можно условно разделить по тематическому признаку на несколько основных групп:

1) Освещающие западноевропейскую историографию эпохи раннего средневековья и произведения отдельных средневековых историков

В числе работ, посвященных средневековой историографии, в которых получает отдельное освещение раннесредневековая историография, необходимо отметить работы Г. Шпигель, Э. Брайсаха, Д. Дюмвилля, Р. МакКиттерик, Д.М. Делианнис, К. Брайана, А. Плассманна, Х.Х. Антона, научные сборники под редакцией Г. Альтхоффа, И. Фрида и П. Гири, М.Э. Фитцсимонса, А.Дж. Пундта и Ч.Е. Новелла, Л.С. Крамера, Л. Крамера и С. Маза, Р. МакКиттерик, И. Хена и М. Иннес, Э. Купера, Дж. Масаско, К. Холдсворф, Г. Альтхоффа, А. Шарера и Г. Шайбельрайтера. Германская литературная традиция, оказавшая влияние на формирование раннесредневековой историографии, получает освещение в работе Б. Мердока и М.К. Рида. Латинская литературная традиция получает освещение в работе М. Манитуса. Одной из наиболее обстоятельных обобщающих работ, посвященных историографии эпохи раннего средневековья, может считаться труд В. Гоффарта. В числе работ отечественных авторов необходимо отметить классические работы О.Л. Вайнштейна, Е.А. Косминского, а также работу В.Т. Сиротенко, посвященную вопросам источниковедения эпохи раннего средневековья.

Библиография работ, посвященных творчеству и жизни Георгия Флоренция (Григория Турского) чрезвычайно обширна, и насчитывает более 800 работ, в связи с чем представляется возможным отметить только наиболее важные в контексте проблематики настоящего исследования работы. Общими работами можно считать труды М. Хайнцельмана, Х.-В. Гетца, Э. Джеймса, А.К. Мюррея, Дж.М. Уолласа-Хэдрилла, работу В.Д. Савуковой.

В числе работ, посвященных эпохе Григория Турского и обстоятельствам создания его произведения, необходимо назвать работы Б. Круша, К. Бегби, Г.Л. Бордье, П. Брауна, В. Гоффарта, Дж. Мурхеда, В. Поля, М. Хайнцельманна, Э. Джеймса.

Особенности творечества Григория как историка получают освещение в работах Д. Бианки, М. Боннэ, В.А. Кайес, О. Чедвика, Дж. Контрени, А.С. Кука, Дж. Фюрера, Х.В. Гаррода, В. Гоффарта, И. Хена, Л. Халфена, Г. Халсалла, М. Хайнцельмана, И. Вайсенштайнера, Я. Вуда.

Источниковая основа произведений Григория Турского рассматривается в работах К.М. Букера, Э. Каина, Э. Кэмерона, П. Барджена и М. Хайнцельмана, Г.К. Хансена, Б. Круша, Г. Курта.

Этногенетические аспекты исторической концепции Григория получают освещение в работах Дж. Бэрлоу, Е. Эвига, Р.А. Гербердинга, К. Митчелл, К. Форетцча, Н. Вагнера.

Подробный анализ зарубежной историографии XIX – первой половины XX столетия, посвященной изучению произведения Иордана «О происхождении и деяниях гетов» содержится в работе Е.Ч. Скржинской. Последующие работы получили отражение в исследованиях В. Гоффарта, Дж. О’Доннелла, А. Кристенсена.

Обстоятельная «внешняя» критика «Гетики» был представлена в работе известного издателя источников Теодора Моммзена. Значительный вклад в изучение «Гетики» Иордана внесли авторы К.Чиполла, Р.Чесси, Ф.Джунта, обосновавшие самостоятельность Иордана в работе с трудами латинских и греческих авторов. Важной вехой стала работа Норберта Вагнера, посвященная историографии изучения «Гетики». Некоторые вопросы биографии автора «Гетики» затрагиваются в работах А. Момильяно, М.А. Веза, А. Деманта, О. Джиордано, Л. Варади, Д.Р. Брэдли, Б. Луизелли, Дж. О’Доннела, а также Вальтера Гоффарта, который стремится представить Иордана как вполне самостоятельного историка.

В числе исследований, посвященных реконструкции миграционных процессов эпохи Великого переселения и связанных с ними мифологем необходимо отметить труды Л. Шмидта, А.С. Кристенсена, а также В.П. Будановой. В работе Х. Вольфрама произведение Иордана используется в качестве одного из источников для реконструкции истории готских «племенных образований». В концептуальном отношении ему противостоит работа П.Дж. Хитера, который подвергает критике концепцию Х. Вольфрама, рассматривающего готов скорее как форму политической общности, в формировании которой значительную роль играли королевские династии.

Зарубежная историография первой половины XX столетия, посвященная проблемам реконструкции социальной и политической истории германских народов, в том числе, на основании данных «Гетики» Иордана, находилась под определяющим влиянием работ классиков XIX столетия Г. Зибеля, Ф. Дана, Э. Витерсхайма и др. Среди работ середины – второй половины XX столетия можно отметить, в частности, «Историю вестготов» Д. Клауде. Среди работ отечественных историков необходимо отметить труд И.А. Дворецкой. Вопросы политических отношений различных варварских общностей, Западной и Восточной частей Римской империи, отраженные в произведении Иордана, получили освещение в работах Е.Ч. Скржинской, З.В. Удальцовой, И.А. Дворецкой, В.П. Будановой, В.Т. Сиротенко и других авторов. Необходимо отметить труд И.А. Дворецкой, в котором рассматриваются вопросы образования раннеклассовой государственности с средневековой Европе. В работе З.В. Удальцовой отдельные сведения Иордана использованы в целях реконструкции социально-политического строя остготов V-VI вв.

2) Посвященные институту королевской власти эпохи раннего средневековья

Библиография работ, посвященных институту королевской власти эпохи раннего средневековья, также чрезвычайно обширна, в связи с чем представляется возможным выделить в данном разделе только наиболее значимые работы. В числе классических работ немецких авторов прошлого столетия необходимо отметить труды Ф. Дана, Г. фон Зибеля. В.Г. Хоффмайстера.

В числе общих работ, посвященных институту королевской власти эпохи раннего средневековья, необходимо отметить работы Ф.-Р. Эркенса, Я. Вуда, И. Элерса, Е. Эвига, Х.-В. Гетца, Т. Майера, Г. Миттайса, Р. Венскуса, Х. Вольфрама, П. Вормальда, Дж.Кэннинга, Г. Шутца, М. Хартман, а также научные сборники под редакцией Дж.Нельсон, П. Сойера и Я. Вуда, Б. Юссена, Ф.-Р. Эркенса, Т.фон Майера, С. Аирли, В. Поля и Х. Раймитца.

Ранние формы королевской власти у франков получили освещение в работах В. Юнганса, Р. Бухнера, Р. Бутцена, Дж. Уолласа-Хэдрилла, Г. Хальсалла, Ш. Эсдерса, Е. Эвига, Х.-В. Гетца, Ф. Грауса, К. Хаука, Б. Кастен, Ф. Штааба. Становление королевской власти у англосаксов освещено в работах Ш. Бэр, Д.А. Бинчи, Дж. Уолласа-Хэдрилла. Ранние формы королевской власти у скандинавов рассматриваются в книгах К.фон Зее, В. Беатке. Институт королевской власти эпохи Великого переселения народов на материале истории готов является предметом рассмотрения в работах Х. Вольфрама и Д. Клауде.

Проблема сакральности ранних форм королевской власти у германских народов рассматривается в трудах А. Ангенендта, Ш. Дик, К.-М. Эдсмана, Ф.-Р. Эркенса, Дж. Фили-Харник, О. Хёфлера, Х. Вольфрама, С. Пекарчика, научном сборнике под редакцией Ф.-Р. Эркенса.

В числе работ отечественных авторов необходимо отметить статьи А.Г. Глебова, А.И. Селицкого, Е.А. Мельниковой, И.В. Зиньковской.

3) Посвященные отдельных правителям эпохи Великого переселения народов и образования «варварских королевств»

Различным аспектам правления и жизни короля франков Хлодвига посвящены работы Ф. Дана, Л. Тейса, Б.С. Бахраха, К. Кароцци, В.М. Дэли, Ж.-М. Виаллона, Дж. Калметта, С. Фаннинга, Дж. Оливье, М. Хайнцельманна, Б. Круша, В. Левисона, Р.В. Матисена, Л. Пьетри, М.В. Саксера, Г. Шайбельрайтера, Д. Шанцер, М. Спенсера, К. Кароцци, Д. Клауде.

Теодориху Великому посвящены работы И. Коклеуса и И. Перингшёльда, Э.фон Виттерсхайма, Т. Ходжкина, Г. Веттера, Б. Рубина, Э. Каспара, В. Иенеке, Дж. Бовини, В. Треу, Ю. Юнга, Г. Пфайльшиффера, В. Энсслина, Дж. Мурхеда, А. Энглера, М. Аусбюттеля, Дж. Венцель. Отдельные аспекты правления короля франков Хильдерика получили освещение в работах В. Юнганса, С. Лебека. Вестготским королям Алариху I и Алариху II посвящена работа М. Эндрю. Правление короля франков Хильперика освещено в работах Ф. Бейерле, Ш. Лелонга, Р. Венскуса.

4) Посвященные изучению различных аспектов феномена власти эпохи средневековья, а также ритуалов и символов власти средневековых королей

Общими работами, посвященными изучению ритуалов и символизма институтов власти в эпоху раннего средневековья, являются работы Дж. Нельсон, Х.Дж. Хаммера, М. МакКормика, М.Б. Ямпольского, С. Гаспарри, М. МакКормика, а также научные сборники под редакцией Ф. Тьюса и Дж. Нельсон, Н.А. Хачатурян. Сущность представлений о природе публичной власти в раннесредневековых обществах получает отражение в работах И.Ю. Николаевой, Д.С. Конькова.

Ритуалы коронации освещаются в книге А.П. Брониша, научном сборнике под редакцией Я. Бака. Место и роль королевского двора в политической культуре средневековья получила освещение в работах Дж. Флекенштайна, а также научном сборнике под редакцией Н.А. Хачатурян. Символическое значение облика носителя королевской власти, его тела и физиологии освещается в работах А. Кэмерона, Дж. Хойе, М. Дизенбергера, научном сборнике под редакцией Н.А. Хачатурян.

5) Посвященные анализу отдельных аспектов образов власти, отраженных в раннесредневековой литературе

Некоторые аспекты образов власти, отраженных в раннесредневековой историографии, затрагивались в работах Дж.М. Уолласа-Хэдрилла, К. Кароцци, И. Хена, Я. Вуда, М. Дизенбергера и Х. Раймитца, Р. Коллинза, И.Ю. Николаевой, коллективных монографиях под редакцией М.А. Бойцова и О.Г. Эксле, М.А. Бойцова и Ф.Б. Успенского.

Исследованию образов власти, формируемых в произведениях интеллектуалов эпохи поздней античности и раннего средневековья, посвящено диссертационное исследование П.П. Шкаренкова. На основании анализа широкого круга источников автор прослеживает влияние политических идей поздней античности на восприятие власти в рамках германских «варварских королевств», а также выявляет основные тенденции формирования нового образа королевской власти в рассматриваемую эпоху. Основными источниками исследования послужили сочинения позднеантичных авторов латинского Запада Сидония Аполлинария, Авита Вьеннского, Эннодия, Флавия Кассиодора, Иордана, Венанция Фортуната, Григория Великого. Необходимо отметить, что в работе автора очевидное предпочтение отдается источникам риторического, эпистолярного, дидактического характера, что оставляет значительный простор для дальнейших исследований, посвященных изучению образов королевской власти в западноевропейской историографии VI века.

 

Проблема исследования

Как отмечает П.П. Шкаренков, «проблемы формирования во второй половине V–VI веках нового образа власти в романо-варварских королевствах, возникших на территории Западной Римской империи, и роль в этом процессе политических идей поздней античности в отечественной историографии предметом специального исследования никогда не была». Необходимо в связи с этим отметить, что проблема формирования образа королевской власти в исторических произведениях эпохи становления «варварских королевств» по-прежнему остается неизученной, что порождает существенный интеллектуальный пробел в части понимания процесса становления жанра средневековой историографии, ее специфики и важнейших тенденций ее развития.

 

Объектом исследования являются памятники западноевропейской историографии VI века н.э.

 

Предметом исследования являются образы королевской власти эпохи Великого переселения народов, представленные в данных памятниках.

 

Методология

Необходимо отметить, что в отечественной науке до сих пор не было дано определение широко используемому понятию «образ власти». Вопросы изучения образов власти находятся на пересечении познавательных проблем таких дисциплин, как политология, культурология, историческая наука, психология, социология, что не может не сказаться на количестве существующих подходов к изучению данных образов, а также вызывает определенные затруднения с приведением данных подходов в общую методологическую систему. В связи с этим представляется целесообразным начать исследование с обзора основных подходов к изучению образов власти, представленных в научной литературе.

Семиотический подход к изучению образов власти получает развитие благодаря работам французского философа Р. Барта, занимавшегося изучением отношений языка и власти. В соответствии с данным подходом язык представляет собой своеобразный код, отражающий категории власти и подчинения, являющийся одновременно универсальным средством подавления и принуждения, и основным средством трансляции власти. Несмотря на присутствующую тенденцию к некоторой «демонизации» языковых практик, данный подход представляет интерес тем, что позволяет рассматривать явления культуры в качестве смысловых кодов, и может успешно применяться к анализу символов власти. Семиотический подход к изучению средневековой культуры, в том числе, изучению образов власти эпохи средневековья, представлен в отечественной науке, например, в работах С.С. Аверинцева. Ярким примером применения данного подхода к изучению образов власти эпохи раннего средневековья может считаться работа М.Б. Ямпольского.

Культурологический и историко-антропологический подходы представлены в работах представителей ряда научных школ, наиболее известной среди которых может считаться французская историографическая школа «Анналов». В отечественной историографии одним из видных представителей историко-антропологического подхода может считаться медиевист А.Я. Гуревич. Данный подход ориентирован на междисциплинарный методологический синтез, позволяющий изучать различные аспекты историко-культурного процесса (в том числе, образов культуры) через изучение человека, категорий его сознания, истории повседневности, в связи с чем данный подход успешно применяется в сочетании с другими подходами. В частности, на стыке культурно-антропологического и цивилизационного подходов выполнена работа С. Лебека, в которой анализируется образ короля франков Хильдерика. На стыке культурологического и семиотического подходов выполнены отдельные работы Г.С. Кнабе. На стыке культурологического похода, семиотики и классической герменевтики выполнено диссертационное исследование П.П. Шкаренкова.

Психологический подход сформировался под влиянием учения о психических аспектах природы власти и авторитета, сложившегося в рамках направления психоанализа. В числе классиков современных гуманитарных наук, использовавших элементы психологического подхода в анализе образов власти, можно назвать М. Фуко, изучавшего связь власти и сексуальности. В настоящее время психологический подход к изучению образов власти является одним из наиболее распространенных, но, в то же время, далеко не исчерпанных с методологической точки зрения. Большой вклад в развитие данного подхода внесен представителями томской историографической школы Б.Г. Могильницкого. В частности, блестящим примером междисциплинарного синтеза с применением психологического подхода к изучению образов власти эпохи раннего средневековья могут считаться работы И.Ю. Николаевой.

Искусствоведческий подход широко представлен в изучении художественных аспектов иконографии власти. Данный подход имеет в своей основе художественный метод, направленный на изучение особенностей конструирования образов в искусстве. В медиевистике данный подход получает широкое применение как в исследовании предметных художественных символов власти (геральдике, нумизматике, сфрагистике, изучении портретов и иллюстраций), так и в междисциплинарных семиотических исследованиях. В частности, на стыке искусствоведческого, психологического, и семиотического подходов выполнена работа М.Б. Ямпольского, посвященная анализу образа королевы Марии-Антуанетты на одной из гравюр, созданных вскоре после ее казни.

Институционально-правовой подход является перспективным, однако, достаточно редко используемым методом реконструкции исторических образов власти. Примером использования институционально-правового подхода к изучению средневековых образов власти является работа Н.А. Хачатурян, посвященная анализу властных функций бургундского двора на материале трактата Оливье де Ля Марша. Другим примером использования данного подхода к изучению образов власти эпохи раннего средневековья может служить работа А.Г. Глебова, в которой автор анализирует представления англосаксов о короле и королевской власти на материале памятников англосаксонского законодательства VII-VIII веков.

Таким образом, в современной научной литературе прослеживаются не менее пяти различных методологических подходов к изучению образов власти, и все перечисленные подходы достаточно непросто свести к «единому знаменателю». Для решения данной методологической проблемы и согласования между собой столь различных по своим теоретико-концептуальным основаниям подходов, необходимо, на мой взгляд, более четко структурировать содержание самого объекта исследования, т.е. образа власти.

Попытка структурного анализа совокупности черт «потестарного образа власти» была предпринята в работе К.А. Соловьева. Данные черты разделены автором на две группы составляющих: 1) способ обретения власти (политико-культурные стереотипы, сложившиеся в данном обществе, к которым апеллирует претендент на власть; идейно-политические теории, обосновывающие права претендента на власть; общественные и государственные институты, участвующие в передаче власти; обряды и церемонии, используемые при переходе власти; обряды и церемонии, при помощи которых выражается согласие народа на переход власти). 2) способ легитимного действия (церемониальное поведение, соответствующее действующим представлением об организации власти; бытовое поведение, соответствующее признаваемым в данном обществе этическим нормам; способ принятия государственных решений; способ оформления принятых решений; способ донесения принятых решений до населения; возможности корректировки принятых решений, в зависимости от положительного или отрицательного восприятия его населением).

Данная классификация структурных составляющих образа власти представляется достаточно обоснованной, и применимой к анализу факторов легитимности, соответствующих конкретному социуму и определенной исторической эпохе. В то же время, необходимо учитывать, что образ власти представляет собой явление комплексное, выходящее за рамки процессуальных аспектов легитимации статуса субъекта власти, и лежащее, скорее, в области культуры и психики. Образ власти представляет собой отражение политической действительности, возникающее в результате преломления характеристик субъекта власти в призме восприятия современников или потомков, что должно обязательно учитываться при исследовании и реконструкции данного образа. В частности, образ власти, отраженный в исторических источниках, может носить мифологический характер и диаметрально отличаться от того образа, который был известен современникам самого субъекта власти, более того, не всегда представляется возможным вообще оценить историчность тех или иных образов, в связи с чем историку нередко приходится иметь дело с анализом чистых культурно-мифологических конструкций.

Одним из наиболее обстоятельных в методологическом отношении исследований, посвященных изучению образов власти, может, по всей видимости, считаться работа, выполненная коллективом авторов под руководством Е.Б. Шестопал. В рамках данного исследования авторы рассматривают образы власти как особую психологическую реальность, в структуре которой выделяются содержательное и собственно психологическое измерение. В полной мере соглашаясь с правомерностью подобного разделения, выскажу предположение о том, что отраженные в раннесредневековой историографии образы королевской власти также содержат в своей структуре содержательное и психологическое измерение. При этом составляющие содержательного измерения образа короля (в котором персонифицирован институт королевской власти), получающие отражение в раннесредневековой литературе, могут, на мой взгляд, быть условно разделены на четыре основные группы: 1) характер господства и функциональное содержание власти (источники, способы легитимации, методы удержания и укрепления власти, объем властных полномочий и механизмы их реализации); 2) психосоматические аспекты королевской харизмы (структура личности, физиология, психологический склад, повседневные модели поведения); 3) экстрасоматические аспекты королевской харизмы (реальное и мифологическое происхождение, место и среда обитания, ритуальные модели поведения, сакральные источники власти); 4) внешние атрибуты королевской власти (предметные, вербальные, и процессуальные потестарно-правовые символы).

Данные группы, конституирующие в своей совокупности содержательное измерение образа власти, представляют собой неоднородное с онтологической точки зрения явление, изучение которого требует выработки комплексного междисциплинарного подхода. Выработку данного подхода необходимо начать с онтологической классификации различных групп составляющих содержательного измерения образа власти. Как мне представляется, рассматриваемые группы могут быть соотнесены с определенными онтологическими сферами, а именно, социосферой (характер господства), психосферой и биосферой (составляющие харизмы), техносферой и культуросферой (потестарные символы). Соответственно, анализ каждой группы составляющих образа короля требует применения специфических методов, которые не всегда будут применимы к анализу другой группы. Это позволяет предложить комплексный метод изучения составляющих содержательного измерения образа власти, который будет включать применение институционально-правового подхода к анализу составляющих, соответствующих социосфере, использование психологического подхода для анализа составляющих, соответствующих психосфере, и применение культурологического, историко-антропологического, искусствоведческого и семиотического подходов к анализу составляющих, соответствующих биосфере, техносфере и культуросфере.

Психологическое измерение образов власти, отраженных в раннесредневековой историографии, требует обращения к категории мифа и мифологических архетипов, поскольку миф выступает своего рода посредником, промежуточным звеном между сферой коллективного бессознательного и публичным коммуникативным пространством, в рамках которого оформляются соответствующие потестарные нарративы. Изучая архаические образы власти, нельзя не обратить внимание на иррациональность, даже нелепость некоторых их составляющих. Во многих случаях эпические правители ведут себя довольно абсурдно с логической точки зрения, характер их действий носит непредсказуемый и алогичный характер (как, например, похождения эпического конунга Свейгдира, давшего обет найти «жилище богов и старого Одина (Goðheims og Óðins hins gamla)», и блуждавшего по свету в поисках данного жилища). Это одно из наиболее ярких свидетельств того, что в основе данных образов лежит миф – выражение «дологического» сознания, не стесненного рамками рациональности. В связи с этим именно через анализ категорий потестарной мифологии мы можем приблизиться к пониманию некоторых психологических особенностей восприятия отношений социального господства и подчинения.

Образ власти сам по себе представляет разновидность мифа, продукт коммуникации, форму передачи определенной идеи, которая не имеет субстанциальных границ. Это позволяет рассматривать образ власти как семиологическую (семиотическую) систему, покоящуюся на «вторичных кодах» (кодами первого порядка являются те, которыми строится сам язык). С использованием данного подхода в представленной работе впервые в отечественной науке предлагается определение понятия «образ власти». Под образом власти я понимаю вторичную семиологическую систему, включающую в себя связь между совокупностью знаков первого порядка, отражающих содержательные характеристики системы отношений легитимного социального господства и подчинения, и комплексом психических переживаний (феноменов), порожденных восприятием этих знаков.

 

Методы исследования

В рамках настоящего исследования требуется анализировать содержательное и психологическое пространство определенных исторических явлений, рассматривая при этом три аспекта манифестации психической активности: 1) нарратив; 2) феномен; 3) архетип. Для работы со столь неоднородными по своему характеру явлениями требуется применение широкого спектра методов, направленных как на анализ различных аспектов текстуального содержания исторического источника, так и на выявление ментальных категорий, определявших отношение автора текста к описываемым явлениям, и, что более важно, архетипов коллективного бессознательного, лежащих в основе данных ментальных категорий. В связи с этим, использованные методы могут быть разделены на исторические методы анализа текста источника, семиологические (семиотические) методы чтения и дешифровки мифов, методы аналитической психологии и феноменологии, направленные на выявление и анализ потестарно-мифологических архетипов.

В представленном исследовании применялись следующие исторические методы анализа текста источника:

1) Метод терминологического анализа. Терминологический анализ, «являющийся одним из своеобразных путей раскрытия реального отражения действительности в исторических источниках», должен удовлетворять следующим требованиям: 1) в процессе его применения необходимо идти не от терминов к выяснению фактов, а сами термины объяснять условиями, в которых они создавались; 2) терминологический анализ должен быть, по возможности, всесторонним, т.е. он должен не ограничиваться рассмотрением отдельных произвольно подобранных источников, а раскрывать, путем сравнения и сопоставления многих источников, всю многозначность одних и тех же употребляемых в них терминов; 3) к анализу терминов необходимо подходить исторически, т.е. рассматривать термины в развитии, прослеживая изменение их смысла, их содержания в связи с развитием самой исторической действительности; 4)  в процессе терминологического анализа, предполагающего критическую интерпретацию содержания исторических источников, необходимо строго отделять объективное содержание того или иного термина от его возможных субъективных искажений в источниках или в исторических исследованиях.

Данные положения могут быть дополнены принципами, сформулированными Г.П. Сааром: «Историк… сравнивает все места данного источника, в котором встречается выясняемое слово или оборот речи, и устанавливает, какое именно понятие передается в каждом случае этим словом и в каких именно случаях применяется изучаемый оборот… При определении смысла слов и оборотов речи… никогда не следует изучать слова и отдельные предложения вне их контекста. При изучении их смысла всегда следует иметь в виду источник и его смысл в целом».

2) Метод конкретно-исторического анализа. Рассматриваемый метод предполагает уточнение времени и места возникновения источника, авторства источника и условий, в которых находился автор при его создании, посредством использования комплекса конкретных исторических данных, имеющихся в распоряжении исследователя. Как отмечает А.П. Пронштейн, чем точнее будут выявлены ответы на перечисленные вопросы, «тем яснее может быть определена степень достоверности и точности заключенных в источнике сведений». Данный метод имеет особое значение для уточнения влияния позиции автора источника на информацию, заключенную в источнике.

3) Индуктивный метод анализа авторской позиции. Поскольку каждый письменный источник содержит не только конкретные факты и их обобщения, но и определенную систему их изложения (нередко тенденциозного характера), отражающую позицию автора, его отношение к событиям и историческим явлениям, большое значение для прочтения источника имеет уточнение авторской позиции. Данное уточнение возможно осуществить при помощи индуктивного анализа текста, суть которого заключается в реконструкции общей авторской позиции на основании частных особенностей повествования. Предметом данного анализа могут стать такие особенности произведения, как: 1) тематика (выявление причин актуализации данной темы для автора); 2) общий тон произведения (нередко авторы склонны эксплицитным образом выражать свое отношение к явлениям и событиям); 3) умолчание автором определенных, вероятно известных ему, фактов (пожалуй, одно из наиболее показательных свидетельств тенденциозности изложения); 4) степень достоверности и точности содержащихся в источнике сведений (искажение исторических фактов, выявляемое, как правило, на основании сопоставления и критического анализа источников, также может служить одним из показателей отношения автора к окружающей его действительности).

4) Метод логико-смыслового анализа текста. Вслед за С.Н. Быковским, Е.М. Каштановым, А.А. Курносовым, и А.А. Новосельским в настоящей работе признается определенная условность разделения критики источника на «внешнюю» и «внутреннюю». Это обусловлено тем, что «логико-смысловой анализ текста должен вестись на основе и в тесной связи с той конкретно-исторической обстановкой, в условиях которой возник источник». Суть логико-смыслового метода заключается в систематизации содержащегося в источнике материала, и построении на основании полученной системы данных логических заключений дедуктивного характера.

5) Метод сопоставления. Как отмечает А.П. Пронштейн, «в тех случаях, когда для этого имеется возможность, исследователь не ограничивается методом логически-смыслового анализа известий, содержащихся в источнике, а пользуется методом сопоставления». Данный метод предполагает сопоставление каждого свидетельства источника «с высказываниями по этому же вопросу в других его частях», а также сопоставление «показаний источника по одному и тому же вопросу со свидетельствами других, не зависимых от него документов».

Семиологические (семиотические) методы чтения и дешифровки мифов представлены в работах Р. Барта. Исходным положением анализа является «соотношение двух элементов – означающего и означаемого. Это соотношение соединяет разнопорядковые объекты, а потому представляет собой не равенство, но эквивалентность. Здесь следует помнить: хотя в повседневном языке говориться, что означающее просто выражает собой означаемое, но на самом деле в любой семиологической системе передо мной не два, а три разных элемента; действительно, я воспринимаю не просто один элемент за другим, но и все соотношение, которым они соединены; таким образом, имеется означающее, означаемое и знак, то есть итог ассоциации первых двух членов».

Как отмечает Р. Барт, «для мифолога очень важна такая повторяемость понятия, проходящая через разные формы; именно она позволяет ему расшифровать миф – так повторяемость поступка или переживания выдает скрытую в нем интенцию. Тем самым подтверждается, что между объемом означаемого и означающего нет регулярного соотношения». При этом существует три способа чтения мифа, два первых из которых носят статико-аналитический характер, а третий − динамический: «1. Если я вглядываюсь в означающее как в нечто пустое, то форма мифа заполняется понятием без всякой двусмысленности, и передо мной оказывается простая система, значение которой вновь обрело буквальность… Такой способ зрения характерен, в частности, для производителя мифов… который исходит из понятия и подыскивает ему форму. 2. Если я вглядываюсь в означающее как в нечто полное, четко отграничивая в нем смысл от формы, а стало быть и вижу деформацию первого под действием второй, то тем самым я расчленяю значение мифа и воспринимаю его как обман… такой тип зрения характерен для мифолога, которые дешифрует миф, понимает его как деформацию. 3. Наконец, если я вглядываюсь в означающее мифа как в некоторую целостную неразличимость смысла и формы, то воспринимаемое мною значение оказывается двусмысленным: во мне срабатывает заложенный в мифе механизм и я становлюсь читателем мифа».

Выявление и анализ потестарно-мифологических архетипов предполагает использование методов аналитической психологии, сформулированных в работах К.Г. Юнга. Исходным положением метода является положение о том, что: «архетипы проявляются в мифах и сказках, так же как в сновидениях и психотических продуктах фантазии. Материалом, или средой, в которую они оказались вросшими, в первом случае, правда, является смысловая связь, упорядоченная и по большей части непосредственно понятая, в последнем же случае – это вереница образов, непонятная, иррациональная и напоминающая бред, вереница, которая, однако, не лишена смысловой спаянности, пусть и скрытой». Архетип может быть выявлен на основании доказательства сюжетно-функциональных параллелей между образами, являющимися продуктом индивидуальной иррациональной психической активности (бредовые идеи душевнобольных, фантазии в состоянии транса и сновидения раннего детства), и мифологическими сюжетами: «Такого материала (продуцируемого индивидуальной психической активностью – С.С.) может быть получено сколько угодно, однако он ничего не стоит, если не удается его раскопать и отыскать убедительные исторические параллели. Конечно, совсем недостаточно установить связь между сновидением о змее и мифологической змеей; кто же может гарантировать, что функциональное значение змеи в сновидении точно такое же, как и в мифологическом обрамлении? Чтобы провести убедительные параллели, необходимо знать функциональное значение индивидуального символа и затем определить, принадлежит ли мифологический символ, представляющийся параллельным, к обстоятельствам того же рода и имеет ли вследствие этого то же самое функциональное значение». В целях соблюдения чистоты метода в настоящей работе я верифицировал все выявленные мной в ходе феноменологического исследования мифов архетипические черты образов власти, сопоставляя их с ключевыми чертами архетипов, выявленных К.Г. Юнгом в ходе работы с психологическим материалом.

Феноменологический метод, использованный в настоящем исследовании, охарактеризован Э. Гуссерлем как феноменологическая редукция: «Важные, опирающиеся на теоретико-познавательную проблематику мотивы оправдывают наименование «чистого» сознания… также и трансцендентальным, а операция, с помощью которой оно обретается, – трансцендентальной εποχη. Со стороны метода эта операция будет раскладываться на различные шаги «выключения», «введения в скобки» так что наш метод приобретает характер постепенно совершаемой редукции. Ввиду этого мы впредь, и даже преимущественно, станем говорить о феноменологической редукции». Сущность метода заключается в том, что «вместе с выключением природного мира со всеми его вещами, живыми существами, людьми из нашего поля суждений выключаются также и все индивидуальные предметности, конституирующиеся благодаря оценивающим и практическим функциям сознания, − всевозможные культурные образования, произведения технических и изящных художеств, наук… эстетические и практические ценности любого вида. Равным образом, разумеется, и действительного такого рода, как государство, нравственность, право, религия».

Данный метод оптимален для анализа структуры мифологических персонажей, расшифровка образов которых возможна только per se, вне контекста исторической действительности, их порождающих. Данные образы должны рассматриваться только в той информационной нагруженности, которая обеспечена им мифологическим нарративом, поскольку любая попытка проведения параллели между мифологическими образами и порождающей их реальностью может увести нас в сторону от подлинного содержания мифа. Это объясняется тем, что в мифах получают выражение категории коллективного бессознательного, формирующие социальную реальность, а не наоборот. Социальные институты являются лишь смутным отражением категорий нашей психики, в глубинах которой заложены категории господства и подчинения. В связи с этим, единственным продуктивным способом выявления сущности данных категорий будет свободный от социально-обусловленной нагрузки феноменологический анализ архетипов потестарной мифологии.

 

Хронологические рамки исследования

В диссертационном исследовании рассматриваются источники, протографы которых восходят к VI веку н.э. В качестве вспомогательных источников также привлекаются памятники, относящиеся к иным хронологическим периодам.

Эпоха Великого переселения народов рассматривается в данном исследовании в контексте германских переселений конца IV-V веков. Образы основателей германских «варварских королевств» конца V-начала VI века рассматриваются как генетически восходящие к данной эпохе, несмотря на то, что хронологически они сформированы несколько позже.

 

Территориальные рамки исследования

Исследование выполнено на материале письменных источников, созданных на территории германских «варварских королевств» Европы, а также источников, созданных на других территориях, но испытывающих на себе определяющее влияние формирующейся историографической традиции данных королевств. В качестве второстепенных и вспомогательных источников привлекаются произведения, созданные на территории Римской империи эпохи принципата, Восточной Римской империи V-VI веков, а также на территории Северной и Западной Европы эпохи раннего средневековья.

 

Источниковая база исследования

Текст источников анализировался на основании изданий, подготовленных в рамках академической традиции германского источниковедения XIX-XX столетий, а также иных сопоставимых по своему значению изданий. При работе с источниками предпочтение отдавалось классическим изданиям памятников, представленным в серии Monumenta Germaniae Historica.

Основными источниками, использованными в работе, являются произведения Иордана, озаглавленные с подачи Теодора Моммзена как «De origine actibusque Getarum» (Getica) и «De summa temporum vel origine actibusque gentis Romanorum» (Romana), произведение Георгия Флоренция (Григория Турского) «Historiarum libri X», а также произведение анонимного хрониста (Anonymus Valesianus), известное под условным наименованием «Excerpta Velesiana» (pars posterior).

Несмотря на то, что место составления произведений Иордана является спорным, в содержательной части «Getica», несомненно, относится к формирующейся западноевропейской историографической традиции, интегрирующей в себя жанр «происхождения народа» (origo gentis).

Второстепенными источниками, использованными в работе в качестве вспомогательных, являются, хроники Кассиодора, Виктора Тонненского, Мария Аваншского, Иоанна Бикларского, Сарагосская хроника, а также иные хроники, в том числе, восходящие к римским консуляриям.

В качестве субсидиарных источников привлекались памятники, относящиеся к другим хронологическим периодам («Хроника» Фредегара, анонимная «Книга истории франков», «История лангобардов» Павла Диакона, «Деяния саксов» Видукинда Корвейского, «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного, «Этимологии», «Сентенции», «История готов, вандалов, свевов» Исидора Севильского, «Анналы», «История» и «Германия» Тацита, «О граде Божьем» Августина, «История против язычников» Павла Орозия, «География» Страбона, «История» Веллея Патеркула, «Эпитома сочинения Помпея Трога» Юстина, «Книга о разорении Британии» Гильдаса Мудрого, «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря), а также источники, относящиеся к византийской историографической традиции («Война с готами» Прокопия, «О царствовании Юстиниана» Агафия Миренейского, «Хроника» Марцеллина Комита).

В числе исторических источников юридического характера в работе рассматривались раннесредневековые англосаксонские и скандинавские законы, «Салический закон» франков, вестготская «Судебная книга», «Римский закон вестготов», «Римский закон бургундов», законодательство Юстиниана.

В качестве источника, помогающего раскрыть категории политико-правового дискурса германских королевств VI века, использовались «Variarum libri» Флавия Кассиодора Сенатора. При изучении философских источников раннесредневековых представлений об идеальной форме правления и качествах идеального правителя в качестве источников привлекались произведения Аристотеля, Платона, Марка Аврелия, Цицерона.

При реконструкции различных аспектов автохтонной германской культуры в работе рассматривались памятники скандинавской и англосаксонской литературы, в том числе, англосаксонская хроника, памятники древнеанглийской поэзии, в том числе, североевропейская эпопея «Беовульф», Старшая и Младшая Эдда, королевские и родовые саги.