Санников С. В.

 

Образы королевской власти эпохи Великого переселения народов

в раннесредневековой западноевропейской историографии

 

 

Введение

 

Великое переселение народов представляет собой историческую эпоху, в ходе которой сложились предпосылки этнополитического и культурного развития средневековой Европы. Образование германских «варварских королевств» стало своеобразной исторической чертой, завершившей эпоху военных набегов и переселений германских племен, и знаменовавшей становление нового средневекового мира на обломках западной Римской империи. Разрозненные германские поселения на территориях римских провинций, поставлявшие на протяжении IV века воинов для наемной римской армии, уступили место крупным этнополитическим образованиям, имевшим статус королевств (regnum), и носившим имена соответствующих германских народов: франков, готов, бургундов, свевов, вандалов, тюрингов, алеманнов. Большинство из этих народов стремились создать свою национальную историю (origo gentis), отражая в ней собственные этногенетические и генеалогические мифы, героические предания и эпос. В числе наиболее известных произведений данного жанра, дошедших до нашего времени, можно назвать «О происхождении и деяниях гетов» Иордана, «Историю франков» Григория Турского, «Историю лангобардов» Павла Диакона, «Деяния саксов» Видукинда Корвейского.

В рамках историографической традиции, характерной для средневековых обществ, история народа выступает, прежде всего, как история его политической элиты. В центре внимания средневековых историков находятся деяния правителей и лиц, наделенных властью, определяющих судьбу народа. Германская средневековая историография, в связи с этим, представляет собой чрезвычайно информативный источник сведений о жизни и нравах германского нобилитета различных периодов средневековой истории. Образы власти, отраженные в раннесредневековой историографии, представляют собой специфический историко-культурный феномен, испытывающий на себе влияние античной традиции, христианского мировоззрения, традиционной германской культуры. Среди данных образов больший интерес представляет образ короля и королевской власти эпохи Великого переселения народов, образ, восходящий своими корнями к героической эпохе истории германских народов, и являющийся одним из базовых образов средневековой политической культуры.

 В последнее десятилетие в отечественной научной литературе прослеживается рост интереса исследователей к изучению образов власти эпохи европейского средневековья, в том числе, образов власти эпохи Великого переселения народов. Данные работы особенно интересны в методологическом отношении, поскольку в них представлены различные подходы к предмету исследования. В частности, в работе И.Ю. Николаевой образы власти эпохи Меровингов анализируется с позиций методологического синтеза, в основе которого концепции харизмы М. Вебера, авторитарного характера Э. Фромма, габитуса П. Бурдье, а также мощный теоретико-методологический аппарат направления психоистории, разработанный на стыке психоанализа и интеллектуальной истории. В работе П.П. Шкаренкова процесс формирования раннесредневекового образа королевской власти анализируется с точки зрения культуролого-антропологического подхода, с применением концепции общественно-исторического мифа Г.С. Кнабе, метода «насыщенного описания» К. Гирца, а также семиотического подхода Ю.М. Лотмана. В тематических научных сборниках, изданных под редакцией Н.А. Хачатурян, исследователями представлен широкий спектр новаторских методологических подходов от историко-политологического анализа до искусствоведческого подхода.

Необходимо отметить, что отличительной чертой современных исследований, посвященных изучению образов власти, вообще является методологическое разнообразие, которое обусловлено многоплановостью самого предмета исследования. Как справедливо отметил Б.Г. Могильницкий, «не существует единой модели междисциплинарного синтеза, как не может быть и единого набора участвующих в нем дисциплин». Вопросы изучения образов власти находятся на пересечении познавательных проблем таких дисциплин, как политология, культурология, историческая наука, психология, социология, что не может не сказаться на количестве существующих подходов к изучению данных образов, а также вызывает определенные затруднения с приведением данных подходов в общую методологическую систему. В связи с этим представляется целесообразным начать исследование с обзора основных подходов к изучению образов власти, представленных в научной литературе.

Семиотический подход к изучению образов власти получает развитие благодаря работам французского философа Р. Барта, занимавшегося изучением отношений языка и власти. В соответствии с данным подходом язык представляет собой своеобразный код, отражающий категории власти и подчинения, являющийся одновременно универсальным средством подавления и принуждения, и основным средством трансляции власти. Несмотря на присутствующую тенденцию к некоторой «демонизации» языковых практик, данный подход представляет интерес тем, что позволяет рассматривать явления культуры в качестве смысловых кодов, и может успешно применяться к анализу символов власти. Семиотический подход к изучению средневековой культуры, в том числе, изучению образов власти эпохи средневековья, представлен в отечественной науке, например, в работах С.С.  Аверинцева. Ярким примером применения данного подхода к изучению образов власти эпохи раннего средневековья может считаться работа М.Б. Ямпольского.

Культуролого-антропологический подход представлен в работах представителей ряда научных школ, наиболее известной среди которых может считаться французская историографическая школа «Анналов». В отечественной историографии одним из видных представителей культуролого-антропологического подхода может считаться медиевист А.Я. Гуревич. Данный подход ориентирован на междисциплинарный методологический синтез, позволяющий изучать различные аспекты историко-культурного процесса (в том числе, образов культуры) через изучение человека, категорий его сознания, истории повседневности, в связи с чем данный подход успешно применяется в сочетании с другими подходами. В частности, на стыке культуролого-антропологического и цивилизационного подходов выполнена работа С. Лебека, в которой анализируется образ короля франков Хильдерика. На стыке культуролого-антропологического и семиотического подходов выполнены работы Г.С. Кнабе. На стыке культуролого-антропологического похода, семиотики и классической герменевтики выполнено диссертационное исследование П.П. Шкаренкова.

Психологический подход сформировался под влиянием учения о психических аспектах природы власти и авторитета, сложившегося в рамках направления психоанализа. В числе классиков современных гуманитарных наук, использовавших элементы психологического подхода в анализе образов власти, можно назвать М. Фуко, изучавшего связь власти и сексуальности. В настоящее время психологический подход к изучению образов власти является одним из наиболее распространенных, но, в то же время, далеко не исчерпанных с методологической точки зрения. Одним из первых шагов в апробации данного подхода в медиевистике стал круглый стол «Харизма королевской власти», проведенный в 1995 году в Институте Всеобщей истории РАН. Большой вклад в развитие данного подхода внесен представителями томской историографической школы Б.Г. Могильницкого. В частности, блестящим примером междисциплинарного синтеза с применением психологического подхода к изучению образов власти эпохи раннего средневековья могут считаться работы И.Ю. Николаевой.

Искусствоведческий подход широко представлен в изучении художественных аспектов иконографии власти. Данный подход имеет в своей основе художественный метод, направленный на изучение особенностей конструирования образов в искусстве. В медиевистике данный подход получает широкое применение как в исследовании предметных художественных символов власти (геральдике, нумизматике, сфрагистике, изучении портретов и иллюстраций), так и в междисциплинарных семиотических исследованиях. В частности, на стыке искусствоведческого, психологического, и семиотического подходов выполнена работа М.Б. Ямпольского, посвященная анализу образа королевы Марии-Антуанетты на одной из гравюр, созданных вскоре после ее казни.

Институционально-правовой подход является перспективным, однако, достаточно редко используемым методом реконструкции исторических образов власти. Примером использования институционально-правового подхода к изучению средневековых образов власти является работа Н.А. Хачатурян, посвященная анализу властных функций бургундского двора на материале трактата Оливье де Ля Марша. Другим примером использования данного подхода к изучению образов власти эпохи раннего средневековья может служить работа А.Г. Глебова, в которой автор анализирует представления англосаксов о короле и королевской власти на материале памятников англосаксонского законодательства VII-VIII веков.

Таким образом, в современной научной литературе прослеживаются не менее пяти различных методологических подходов к изучению образов власти, и все перечисленные подходы достаточно непросто свести к «единому знаменателю». Для решения данной методологической проблемы и согласования между собой столь различных по своим теоретико-концептуальным основаниям подходов, необходимо, на мой взгляд, более четко структурировать содержание самого объекта исследования, т.е. образа власти.

Попытка структурного анализа совокупности черт «потестарного образа власти» была предпринята в работе К.А. Соловьева. Данные черты разделены автором на две группы составляющих: 1) способ обретения власти (политико-культурные стереотипы, сложившиеся в данном обществе, к которым апеллирует претендент на власть; идейно-политические теории, обосновывающие права претендента на власть; общественные и государственные институты, участвующие в передаче власти; обряды и церемонии, используемые при переходе власти; обряды и церемонии, при помощи которых выражается согласие народа на переход власти). 2) способ легитимного действия (церемониальное поведение, соответствующее действующим представлением об организации власти; бытовое поведение, соответствующее признаваемым в данном обществе этическим нормам; способ принятия государственных решений; способ оформления принятых решений; способ донесения принятых решений до населения; возможности корректировки принятых решений, в зависимости от положительного или отрицательного восприятия его населением).

Данная классификация структурных составляющих образа власти представляется достаточно обоснованной, и применимой к анализу факторов легитимности, соответствующих конкретному социуму и определенной исторической эпохе. В то же время, необходимо учитывать, что образ власти представляет собой явление комплексное, выходящее за рамки процессуальных аспектов легитимации статуса субъекта власти, и лежащее, скорее, в области культуры и психики. Образ власти представляет собой отражение политической действительности, возникающее в результате преломления характеристик субъекта власти в призме восприятия современников или потомков, что должно обязательно учитываться при исследовании и реконструкции данного образа. В частности, образ власти, отраженный в исторических источниках, может носить мифологический характер и диаметрально отличаться от того образа, который был известен современникам самого субъекта власти, более того, не всегда представляется возможным вообще оценить историчность тех или иных образов, в связи с чем историку нередко приходится иметь дело с анализом чистых культурно-мифологических конструкций.

Решению методологической проблемы, связанной с реконструкцией образа (отделением исторических черт «потестарного образа» от мифологических характеристик, атрибутируемых субъекту власти реципиентами образа) может, на мой взгляд, способствовать привлечение методологического подхода, представленного в исследовании образов власти в современной России, выполненном под руководством Е.Б. Шестопал. В соответствии с разработанной исследователями методологией, образ власти представляет собой особую психологическую реальность, в которой можно выделить содержательное измерение (отражаемый объект) и психологическое измерение (отражение объекта воспринимающим субъектом).

Составляющие содержательного измерения образа короля и королевской власти, получающие отражение в раннесредневековой литературе, могут, на мой взгляд, быть условно разделены на три основные группы: 1) характер господства (источники, способы легитимации, механизмы осуществления власти, методы удержания и укрепления власти); 2) составляющие персональной харизмы короля (структура личности, ритуальные и повседневные модели поведения); 3) внешние атрибуты королевской власти (предметные, вербальные, и процессуальные потестарно-правовые символы). Данные группы, конституирующие в своей совокупности содержательное измерение образа власти, представляют собой неоднородное с онтологической точки зрения явление, изучение которого требует выработки комплексного междисциплинарного подхода. Выработку данного подхода необходимо начать с онтологической классификации различных групп составляющих содержательного измерения образа власти. Как мне представляется, рассматриваемые группы могут быть соотнесены с определенными онтологическими сферами, а именно, социосферой (характер господства), психосферой и биосферой (составляющие харизмы), техносферой и культуросферой (потестарные символы). Соответственно, анализ каждой группы составляющих образа короля требует применения специфических методов, которые не всегда будут применимы к анализу другой группы. Это позволяет предложить комплексный метод изучения составляющих содержательного измерения образа власти, который будет включать применение институционально-правового подхода к анализу составляющих, соответствующих социосфере, использование психологического подхода для анализа составляющих, соответствующих психосфере, и применение культуролого-антропологического, искусствоведческого и семиотического подходов к анализу составляющих, соответствующих биосфере, техносфере и культуросфере.

Анализ психологического измерения образа требует обращения к такой важной категории массового сознания, как миф, поскольку образы власти относятся к сфере политической мифологии. Необходимо отметить, что феномен политической мифологии представляет интерес с точки зрения  целого ряда научных дисциплин: политической антропологии, культурологи, религиоведения, социальной психологии. Несмотря на наличие ряда попыток систематизации представлений о политической мифологии, проблема типологии политических мифов и их источников до сих пор не вполне решена. Для решения этой проблемы необходимо, на мой взгляд, обратиться к вопросам происхождения и природы политических мифов.

Большинство исследователей сходятся во мнении, что между архаическими (сакральными) и современными мифами прослеживается общность, обусловленная единством психической сферы, на которую воздействуют мифы, однако, механизм возникновения и функционирования мифов различен. «И по способу возникновения, и по характеру  функционирования, и по той роли, которую он играет в культуре, современный миф отличен от архаического». Общность психологических механизмов восприятия архаических и современных мифов дает исследователям основания для анализа проявляющихся в политике мифологических архетипов, в частности – архетипа «героя». Среди наиболее значительных исследований, посвященных анализу данного архетипа, необходимо отметить докторскую диссертацию Н.Г. Щербининой, в которой автор, опираясь на методологию К.Г. Юнга, реконструирует архетипику героического мифа в современной политической реальности.

В рамках анализа мифологем, связанных с формированием образов власти, я предлагаю применить комплексный методологический подход, опирающийся на концептуальные разработки К.Г. Юнга, Р. Барта, и Г. Кутбертсона, что позволит рассмотреть широкий спектр мифологических архетипов. В сакральной мифологии можно, на мой взгляд, помимо теогонических, космогонических, и антропогонических представлений выделить комплекс мифологических образов, связанных с представлениями о сверхъестественном происхождении публичной власти и сакральной природе носителей данной власти. Данный комплекс я предлагаю обозначить термином «потестарная мифология». В качестве примеров потестарно-мифологических образов можно привести образы богов Одина и Фрейра как древних конунгов (правителей) Швеции, образ бога Одина как родоначальника англосаксонских королевских династий, легенду о происхождении франкского королевского рода Меровингов от морского чудовища, концепцию сакральной удачи короля франков Хлодвига в противостоянии с другими королями франков и т.д. Анализ архетипов политической мифологии целесообразно, на мой взгляд, начать именно с реконструкции архетипов сакральной потестарной мифологии, что позволит более четко проследить связь архаических сакральных образов с образами идеальных правителей.

Представленное исследование потестарно-мифологических архетипов выполнено на материале германской мифологической традиции, а источниками для настоящего исследования служат памятники германского эпоса и раннесредневековые исторические произведения. Компаративный анализ источников с применением метода феноменологического анализа, типологического и историко-генетического методов, позволил выделить следующие потестарно-мифологические архетипы:

Мудрец (мудрый старец) – архетип, прослеживающийся в германском потестарно-мифологическом образе бога и эпического конунга шведов Одина как носителя сакрального знания, дававшего ему власть над живыми и мертвыми. Элементами данного образа являлась способность понимать язык животных, разговаривать с мертвыми и представителями других миров, учить, а также давать законы. Образ мудрого старого правителя широко эксплуатируется в эпопее «Беовульф», в которой мудрость (frod) выступает одной из составляющих сакральной харизмы конунга.

Влияние данного архетипа на средневековых авторов можно проследить на примере произведения Иордана «О происхождении и деяниях гетов», в котором автор упоминает легендарного короля остготов Германариха, дожившего, согласно свидетельству Иордана, до 110 лет, и подчинившего себе другие племена «умом своим и доблестью», а также заставившего их подчиняться его законам. Как отмечали исследователи, Иордан завышал древность письменного права остготов, упоминая о подчинении различных племен законам Германариха, что может, на мой взгляд, рассматриваться как одно из свидетельств эксплуатации Иорданом архетипа «мудрого старца» при формировании  данного образа.

Защитник (покровитель) – архетип, который может, на мой взгляд, рассматриваться как элемент упомянутого К.Г. Юнгом представления о «золотом веке», для которого характерно наличие правителя, опекающего своих подданных.

Представление о верховном правителе как о защитнике является глубоко укорененным в традиционном сознании, на что указывает такое образное название правителя, содержащееся в архаичной англосаксонской лексике, как «защитник народа» (folces hyrde). В потестарной мифологии архетип «защитника» прослеживается, например, в образе бога Одина как эпического конунга Швеции, который должен был «защищать страну и приносить жертвы за урожайный год». В средневековой историографии, архетип «защитника» выражен, например, в образе  легендарного короля Остроготы, при котором готы «счастливо и мирно жили в своей стране до тех пор, пока жив был вышеупомянутый их Острогота». Архетип защитника получает яркое выражение в произведении Беды Достопочтенного в образе короля Эдвина: «Говорят, что в то время в Британии – вернее в той ее части, которой владел король Эдвин, – царил такой мир, что женщина с грудным младенцем на руках могла пройти через весь остров от моря до моря безо всякого вреда для себя».

Герой – один из наиболее значимых архетипов, прослеживаемых в эпосе и потестарной мифологии, неоднократно привлекавший внимание исследователей политической мифологии. Одним из первых роль «героя» в качестве носителя власти осветил в своем фундаментальном исследовании Т. Карлайл.

Целесообразно, на мой взгляд, дифференцировать общий мифологический архетип «героя» от потестарно-мифологического архетипа «героя». В сакральной архаической мифологии герой далеко не во всех случаях является носителем публичной власти, либо персонажем, вообще способным принять данную власть. Объектом же настоящего исследования является потестарно-мифологический архетип «героя», то есть мифологический персонаж, не только подтверждающий свою харизму через прохождение определенных испытаний, но и наделенный потенциалом и интенцией к осуществлению публичной власти. В развернутом виде потестарно-мифологический архетип героя представлен, в частности, в североевропейской эпопее «Беовульф» в образе знатного молодого воителя Беовульфа, приобретающего статус конунга. Необходимо отметить, что архетип «героя» во многих случаях близок архетипу «защитника», однако, данные архетипы не тождественны, что вполне прослеживается на примере тандема Хродгар (защитник) – Беовульф (герой).

Влияние архетипа «героя» на формирование образа политического лидера является весьма значительным в эпоху Великого переселения народов, что прослеживается на примере произведении Иордана, в котором архетип «героя» ярко выражен в образе германского вождя Фритигерна, который вступил в неравную вооруженную борьбу с римлянами, и привел свой народ к победе. Характерно, что сам Иордан называет Фритигерна «героем», и отмечает, что его деяния воспевались германцами в песнях, т.е. стали сюжетом исторического эпоса.

Искатель (проводник) – потестарно-мифологический архетип, атрибутами которого являются странствия, поиски, совершение походов. В концептуальном срезе данный архетип связан с переменами, поиском лучшей участи, различного рода новациями. В памятниках архаичной мифологической традиции данный архетип прослеживается в образе Одина, отправившего со своим народом в северные страны, чтобы создать там королевство, а также в образе эпического конунга Свейгдира, давшего обет найти  «жилище богов и старого Одина», и блуждавшего по свету в поисках данного жилища.

В средневековой культуре данный архетип часто получает выражение в образах правителей, «призванных из-за моря». В древнерусской летописи данный архетип отражен в образе варяга Рюрика и его спутниках Синеусе и Труворе. В Англосаксонской хронике черты данного архетипа присутствуют в образе английских вождей Хенгеста и Хорсы, прибывших в Британию со своими дружинами по приглашению одного из предводителей бриттов. В произведении Иордана данный архетип находит отражение в образе эпических королей Берига, Филимера, под началом которых готы совершили легендарное переселение из Скандинавии в земли Причерноморья.

Жертва (мученик) – специфический потестарно-мифологический архетип, прослеживаемый на материале ряда образов эпических и мифических конунгов. Одной из ранних форм выражения данного архетипа может считаться образ скандинавского бога Одина, принесенного в жертву самому себе. Сюжет с принесением конунгов в жертву в отдельных случаях выражен эксплицитно, как в случае с эпическим шведским конунгом Домальди, которого принесли в жертву на собрании хёвдингов в Уппсале, возложив на конунга вину за неурожайный год. В других случаях потестарно-мифологический архетип «жертвы» прослеживается по вторичным признакам, таким, как нелепость обстоятельств гибели эпического конунга, как, например, в случае гибели шведского конунга Ванланди, которого насмерть затоптала финская колдунья, конунга Агни, повешенного за свое шейное украшение (гривну) на дереве, или конунга Фьёльнира, утонувшего в чане с медовухой.

В средневековой культуре данный архетип является достаточно распространенным, учитывая высокую смертность в военно-аристократической среде, мифологичность восприятия власти, сакральность фигуры правителя в традиционном сознании.  В произведении Иордана рассматриваемый архетип прослеживается в неоднократных упоминаниях о гибели конунгов при падении с коня или под копытами коней, сопровождавшихся многолетним оплакиванием погибшего конунга. Элементы архетипа «жертвы» прослеживаются в эпическом образе древнерусского князя Олега, принявшего смерть от укуса змеи из черепа своего павшего коня. Оценивая мифологическую составляющую данных сюжетов, необходимо упомянуть, что, согласно свидетельству Тацита, среди германских народов кони считались не просто священными животными, но «посредниками богов». Присутствующий в рамках германской эпической традиции сюжет о принятии смерти от коня, таким образом, может рассматриваться как вариация на тему жертвоприношения, и свидетельствует, на мой взгляд, о реализации архетипа «жертвы».

Праведник – архетип восстановителя легитимного порядка, справедливости, получающего помощь сверхъестественных сил. В германской культуре данный архетип прослеживается как в эпических произведениях, восходящих к дохристианской культуре (например, в Беовульфе – своеобразном кодексе чести германской знати), так и в христианской историографии эпохи Великого переселения народов (в полной мере данный архетип прослеживается в образе Хлодвига в произведении Григория Турского «История франков»). Необходимо отметить, что формируемый на основе данного архетипа образ является мифологическим, поскольку он может покрывать достаточно жестокие и циничные действия носителя данного образа в реальности.

Оплодотворитель – архетип, получающей выражение в образе верховного правителя, являющегося источником плодородия земли и богатства народа, нередко посредством своих выдающихся сексуальных способностей. Данный архетип наиболее ярко выражен в образе мифологического конунга Ингви (Фрейра), который считался в древней Скандинавии богом плодородия. Рассматриваемый архетип стерт в литературной традиции эпохи Великого переселения народов, что объясняется, на мой взгляд, утратой многими германскими народами исконных мест поселения, и снятием связи между культом плодородия и институтом публичной власти. В частности, Иордан в своем произведении выступает с критикой представлений о связи успешности правления с плодородием почвы, а также находит рациональные причины объяснения голода, постигшего вестготов во время их переселения на территории римских провинций.

Таким образом, компаративный анализ памятников германской мифологии и раннесредневековых исторических произведений позволил выделить семь потестарно-мифологических архетипов, имеющих сакральное происхождение, и широко проявляющихся в политической практике вплоть до настоящего времени. Данные архетипы могут быть условно охарактеризованы как архетипы «мудреца», «защитника», «героя», «искателя», «жертвы», «праведника», «оплодотворителя». При анализе данных архетипов необходимо учитывать, что архетип представляет «бессознательное содержание, которое изменяется, становясь осознанным и воспринятым; оно претерпевает изменения под влиянием того индивидуального сознания, на поверхности которого оно возникает». Описанные выше архетипы представляют собой прообразы (первообразы), выступающие в роли своего рода «идеальных» конструктов, реализуемых в рамках мифологем, причем образ власти, как правило, синкретичен, совмещая в себе черты, присущие нескольким архетипам.

Представленная методологическая система исследования образов власти, таким образом, основана на дифференциации содержательного и психологического измерения образов власти, выделении нескольких сфер содержательного измерения образов, их онтологической классификации, а также типологической классификации потестарно-мифологических архетипов, лежащих в области психологического измерения образа власти. Применение данной методологии, основанной на междисциплинарном подходе, позволяет не только решить целый комплекс существующих познавательных проблем, в том числе, – проблему классификации потестарных и политических мифов, связанных с репрезентацией фигуры правителя, проблему отделения исторических черт «потестарного образа» от мифологических характеристик, атрибутируемых субъекту власти реципиентами образа, проблему структурирования механизмов легитимации власти в архаических и традиционных обществах, но и ставить принципиально новые познавательные проблемы, что позволяет говорить об инновационном характере представленной методологии.